Год некроманта. Ворон и ветвь - Дана Арнаутова

Служка, похожий на взъерошенного воробья, заглянул в дверь, сдерживая зевоту, спросил, что изволит пресветлый отец Игнаций. Выслушав, умчался за горячим вином.

— Увы, — повторил Игнаций, слегка морщась. — Да, это и послужило причиной смещения тогдашнего главы отделения в герцогстве Альбан. Во-первых, само насилие, во-вторых, как раз перед этим госпожа Энидвейт была освидетельствована и признана неспособной творить колдовство. А немного погодя эта столь невинная дама выказала такое сопротивление насильнику, что мерзавца вывернуло наизнанку в самом прямом смысле.

— Заклятье Иссария? — живо заинтересовался Каприччиола.

— Нет, обычный всплеск инициации, полагаю. Скорее всего, она сама не знала о своем даре.

Игнаций откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, что начали слезиться от света, и размеренно заговорил. Теперь события двенадцатилетней давности всплывали в памяти легко и стройно.

— Дюжину лет назад светский суд герцогства Альбан разбирал тяжбу барона Бринара против рыцаря Энидвейта. Барон обвинял рыцаря в неуплате долга и требовал в счет его возврата большую часть земель рыцаря и его замок.

— А как же закон о ленных владениях? — поинтересовался Каприччиола. — Отчуждение замка и феода ему противоречит…

— В сущности — да. Но рыцарь, взбешенный тем, что суд постановил уплатить долг деньгами и частью земель, напал на замок барона и ранил его самого. Это дало повод для продолжения тяжбы. Вот тогда Бринар и принес жалобу в инквизиторский капитул, что жена и сын рыцаря повинны в колдовстве.

— И куда же делся сын?

В дверь тенью скользнул служка. Поставил на стол поднос с двумя исходящими паром глиняными стаканами, едва ли не украдкой ткнул к ногам Игнация грелку, завернутую в шерстяной плед, и так же тихо вышел. Все служители знали, что на подобную погоду у магистра мучительно ноют суставы, но подчеркнутого внимания к своей слабости он не любит. Один стакан Игнаций передал Каприччиоле, второй обхватил ладонями, дыша горячим пряным ароматом.

— Понятия не имею, — спокойно сказал он. — Как и весь капитул. Рыцарь Энидвейт поклялся на святых реликвиях, что местонахождение сына ему неизвестно, прошел полную проверку сам, а следом были подвергнуты проверке его жена и две малолетние дочери. Дочери, насколько помню, умерли в тюрьме от колдовской лихорадки: инициация матери зацепила и их, пробудив кровь. Даму Энидвейт, разумеется, предали милосердному очищению огнем.

— Да будет к ней милостива Благодать, — равнодушно бросил Каприччиола. — А рыцарь?

— Выгнал из замка всех слуг и домочадцев, заперся в башне и, пока посланный его арестовать паладин ломал дверь, бросился на меч.

Грея ладони о горячую глину, Игнаций думал, что воистину каждый должен быть хорош на своем месте. И не в гордыне дело, когда он, глядя на Каприччиолу, думает: как умел отец-инквирер на своем месте следователя и как непригоден он был бы на его, Игнация, месте магистра. Ибо магистр — пастырь, обязанный печься и сожалеть о каждой заблудшей овце, как бы далеко она ни ушла от сияния Благодати. В голосе же Каприччиолы, когда он говорил о сожженной женщине — ни следа сожаления. Дела минувшие, мол, и как еще можно было с ней поступить? А с Игнация спрашивает за каждую утерянную душу самый строгий судья и дознаватель — собственная совесть. И она говорит, что даму Энидвейт можно было спасти, будь дознаватели ордена в том процессе расторопнее и внимательнее. Дети же и вовсе пострадали невинно.

— Он должен был знать, куда подевался сын, — подумав, сделал вывод Каприччиола. — Если жена сумела обмануть призыв крови, муж тоже мог утаить что-то. И тогда ему оставалось либо бежать, либо унести тайну с собой в могилу. Значит, младший Энидвейт — все, что осталось от рода?

— Верно. И Бринар добился своего. Он представил закладную и отсудил ленные земли Энидвейтов. Кроме замка, разумеется.

Арсений неодобрительно покачал головой.

— Тюремщик-насильник, проверка, не выявившая ведьму, и паладин-неумеха… Что у них там творилось дюжину лет назад — один Свет знает! Замок, кстати, слова доброго не стоит, да и слава у него теперь — сами понимаете. Его даже не разграбили толком, и, говорят, призрак рыцаря является…

— Да воссияет Свет и рассеется Тьма благодатью Его, — проговорил Игнаций, осеняя себя стрелой в круге. — Пейте, брат Арсений. Вы проделали долгий путь, устали и замерзли. В такой вечер следует греться изнутри не меньше, чем снаружи.

— Спешил, как мог, — подтвердил Каприччиола, прихлебывая из стакана: — Доброе вино, отец мой, да пойдет оно во здравие. Уверен, младший Энидвейт, что пропал тогда — и есть Грель Ворон. Старые монахи говорят, что и отец, и сын были как раз такой масти: чернявые и носатые, что здесь редкость. Да и замок зовется Воронье Гнездо…

— Воистину гнездо, — уронил Игнаций. — Гнездо мерзости и порока. Что ж, если вы правы, то одной старой загадкой меньше, брат Арсений. Грель Энидвейт навещал родовой замок и решил отомстить Бринару хотя бы посмертно, лишив законного наследника. Любопытно, Грель — это настоящее имя?

— Представьте себе, никто не помнит, — хмуро откликнулся Каприччиола. — И записей в церковной книге рождений и смертей нет — я проверил. Аккуратно так страница вырезана, а настоятель клянется, что никто этого не заметил. Старого Энидвейта звали Гуго, а вот молодого… Возможно, в геральдических книгах герцогства найдутся следы?

Он развел руками, подчеркивая свое бессилие, и Игнаций вздохнул:

— Жаль. Но вы и без того великолепно поработали, брат Арсений. Когда подходит срок Бринар?

— В начале квинтуса, как она сказала. Иных прямых наследников у барона нет, только она и дети, но вдова клянется, что ноги ее больше не будет в том проклятом месте. Пока что семья в монастыре под присмотром, но я велел обращаться с ними заботливо и со всем возможным бережением…

— Все верно, — кивнул Игнаций. — Благодарю вас за рвение, брат мой, идите отдыхайте. Продолжим завтра, если будет на то воля Света.

— Да будет воля его, — склонил голову Каприччиола, поднявшись из кресла и почтительно склоняясь над протянутой ему рукой, чтобы поцеловать перстень. Тепло и горячее вино после долгой и трудной дороги явно разморили отца-инквирера, и хоть он все еще крепко держался на ногах, дальнейший разговор был бы бесполезным и мучительным.

Когда за отцом Арсением закрылась дверь, Игнаций еще немного посидел, собираясь с мыслями, потом снова позвонил в колокольчик и велел вызвать к нему трех курьеров. Торопливо написал запросы в архив инквизиторского капитула герцогства Альбан, в главный столичный архив Инквизиториума и архив Королевского Суда. Во всех трех запросах содержались поручения собрать и в кратчайшее время предоставить все сведения за год 1206 от пришествия Света Истинного. Все судебные дела и приговоры, случаи пропажи или убийства служителей церкви или судебной палаты, слухи и сплетни, донесения агентов… Секретность и скорость — высочайшие.

Поворошив угли, Игнаций поставил на решетку ковшик с сургучом. Подумал, не взять ли привезенные Каприччиолой выписки из монастырских хроник — вон пакет на столе. Нет, это вполне подождет до утра. Но где же последний Энидвейт скрывался почти десять лет? Ведь о некроманте Вороне стало известно не так уж давно. Года два-три, не больше. А обучение малефика такого уровня требует средств: редких книг, зелий и, главное, наставника. Некроманты же, благодарение Свету Истинному, появляются нечасто. Внутри снова заныло тупой болью подавленного желания и мерзостно-сладкого ужаса…